Яблоко на черном снегу
«Я в долгу перед женщинами-шахтерами: мало о них написал, все больше о тех, кто давал метры проходки и тонны добычи»
Два запаха преследуют Раису Сергеевну всю жизнь. Первый — из детства, из отцовского сада. Она его узнает из тысяч!
Рая родилась в 1938 году в селе Булгаково Гавриловского района Тамбовской области. Ее отец Сергей Иванович Бочаров посадил когда-то саженцы яблонь четырех сортов. Они так в четыре ряда по семь стволов и стояли. Один сорт звали просто «ранний», другой — «Белый налив», был еще медовый «Мирончик» — яблоки круглые, а когда вызреют, так становятся почти прозрачными — семена видно. А из зимних, по мнению Раисы Сергеевны, у них был самый лучший — «Антоновка».
В сорок первом отец ушел на фронт. И осталась его суженная тридцатилетняя Александра Ивановна с двумя малыми — старшему Володе тогда было шесть, а Рае еще и трех не исполнилось. Наказал беречь детей. А как тут беречь, когда с раннего утра до позднего вечера на работе в колхозе. Хорошо, бабушка Анна Трофимовна (мамина мама) помогала. Взяла на себя все домашние хлопоты, дети ее тоже за маму признавали, а чтобы отличать одну маму от другой, звали Старая мама. Бывало, бегут домой с улицы, только в сенцы, еще и дверь в избу закрыта, а обволакивающий, вкуснющий запах пшенной каши на молоке из русской печи уже прорвался и накрыл. «А курица из той же печи! — восклицает Раиса Сергеевна. Сейчас такого вообще не бывает!» Она еще вспоминает, как пахли конопляное и подсолнечное масла, стоящие во флягах в тех же сенцах, — на трудодни получали семена, отвозили на маслозавод, а оттуда уже везли домой масло и жмых. Денег-то в колхозе, считай, не платили.
Однако я приехал к Раисе Сергеевне Головко из-за другого не менее памятного для нее запаха: запаха работы, запаха шахты. В 1957 году вышло постановление Совмина СССР и ВЦСПС «О мерах по замене женского труда на подземных работах в горнодобывающей промышленности и на строительстве подземных сооружений». Но с женским трудом отрасль еще не была готова расстаться. На протяжении 1958 года на поверхность было выведено 40 590 человек, а на 1 января 1960 года под землей еще оставалось работать 50 885 женщин. И это еще без Раисы Сергеевны. Она придет через два года и останется работать в шахте более двух десятков лет.
В энциклопедии записано, что окончательно с подземных работ женщины были выведены в 1966 году. Однако, как видим, это далеко не так. Раиса Сергеевна пришла работать на шахту «Полысаевская-3» подземным десятником на участок пыле-вентиляционной службы (ПВС) в 1962 году, а уволилась в связи с выходом на пенсию уже с шахты «Инская» в 1984 году. Мы с ней знакомы с мая 1974 года. Тогда два года вместе работали на одном участке ВТБ-2 (вентиляции и техники безопасности) горными мастерами на гидрошахте, они же — второй район шахты «Инская».
22 октября Раисе Сергеевне исполняется 81 год. Я в долгу перед женщинами-шахтерами: мало о них написал, все больше о тех, кто давал метры проходки и тонны добычи. А с таких работ женщин действительно убрали согласно постановлению Совмина. Однако и на других должностях они рисковали жизнью в той же шахте. Мы с Раисой Сергеевной вспоминаем товарищей, с кем вместе работали. Это большой оптимист и веселый человек Вера Крамич, рассудительная Анна Гребенникова, Мария Яблокова, Раиса Мамаева… А Люба Томилина с Новостройки погибла — несчастный случай в шахте. Да и сама Раиса Сергеевна не раз попадала в переплет.
— Ой, там этих случаев сколько было! — вспоминает моя собеседница. — Пробонаборщики приезжали, и я с ними по должности в шахту ходила. Пошли мы однажды с пробонаборщиком Тютиковым на Байкаимский пласт. Там спускали лес по грузовому бремсбергу. А нам пробы взять надо было. Предупредили лебедчицу, что спустимся, пробы возьмем, а уйдем через шурф — назад возвращаться не будем. Наказали, чтобы в это время она груз в шахту не опускала. Спустились по бремсбергу (это наклонная горная выработка), Тютиков взял пробу воздуха и ушел к шурфу, а мне-то тоже газ надо было замерить. Я стояла посреди этого бремсберга и мерила: вверху — метан, он легче воздуха, у почвы — углекислый газ, тот, наоборот, — тяжелее. Потом еще анемометром скорость воздуха замеряла. Пока с приборами возилась, вижу, на меня идет «коза» (грузовая платформа с вертикальными стойками-рожками для удержания длинных грузов, вниз спускается под собственным весом по рельсам на лебедочном канате. — Прим. автора), груженная лесом — шахтовыми стойками для крепления горной выработки. Я думаю, куда мне деться? Отпрянула вправо к борту. Наверное, мне надо было лечь. Да уже некогда было. Вжалась между стоек крепления, будь что будет. И что вы думаете? Мимо прошла! А там зазор 25 сантиметров! Уж не знаю, как я так сжалась! Прошла эта «коза», ну и что мне делать? Подумала, что смысла нет в шурф лезть, пошла наверх опять по бремсбергу — площадка с лесом уже внизу, нового рейса не будет, пока ее не разгрузят и не поднимут наверх. А там Тютиков уже из шахты через шурф вышел, меня не дождался и материт лебедчицу, доставщиков на чем свет стоит. «Вас же просили! Как вы могли! Вы ее задавили!». И тут я выхожу. Все примолкли, смотрят, как на приведение, — не понимают, как я там уцелела.
Сколько раз за время работы у нее еще было «слава Богу, опять пронесло». Да, есть кто-то, кто досматривает за нами.
Раиса Сергеевна вообще-то шахтером быть не собиралась. Сама из села и планы строила на работу в сельском хозяйстве, но не набрала баллы при поступлении в сельхозинститут, и была принята с теми же оценками из экзаменационного листа в Гуковский горностроительный техникум, где получила специальность техника-шахтостроителя. После его окончания в 1962 году поехала в Ленинск–Кузнецкий, устроилась на шахту «Полысаевская-3». Там и познакомилась со своим будущим мужем Анатолием Головко, так как попали на работу в одну смену. Когда узнали, что рядом на шахте «Грамотеинская-3-4» нужны работники и дают квартиры, то перебрались в 1966 году в Грамотеино, поселились в Колмогорах. Вместе 55 лет прожили. Анатолий Федорович покинул наш мир в 2018 году. А в Полысаеве живут дочь Светлана с мужем Николаем. Она стала ветврачом. Внуку Данилу уже 22 года. Сейчас учится в Барнауле в школе милиции.
Вот так когда-то и они — четверо детей — раскатились из отчего дома, как те яблоки, кто куда. Володя и Коля стали сельскими механизаторами недалеко от родительского дома. А вот их сестер разнесло по всему бывшему СССР. Люда живет на Украине, в Черкасской области. А Раисе выпало — в морозную Сибирь, да еще и в угольный край, который стал ей родным.
Раисе Сергеевне до сих пор иногда снится шахта с ее особенным запахом, вторым после отчего дома, которые она не забывает никогда.
P.S.: Раиса Сергеевна, призналась, что после моего звонка с предложением интервью разволновалась и сделала «звонок другу». Марья Михайловна Митько пришла скоро, меня отлично знает еще с шахты, она тоже из горняков. При мне, помню, работала на курсах рабочего обучения (КРО), которые проходил всякий поступающий на шахту. Там знакомили с правилами безопасности, запасными выходами, шахтовыми приборами защиты, водили в горные выработки. Несмотря на то, что 23 сентября ей исполнилось 87 лет, Марья Михайловна, хотя уже и чуть в наклон ходит (а что вы хотели — такие годы!), но полна энергии и позитива. Помнит массу фамилий людей, с кем мы работали, историй, делает философские обобщения. Рассказала, как в подобной ситуации с грузовым бремсбергом тоже бежала от «козы», пока не увидела нишу, где брали глину для пыжей (глиняные пыжи использовали в шахтах при буровзрывных работах), там и спряталась, успела, пронесло. А вот на гидрошахте работал начальником смены Анатолий Иванович Пономарев, вспоминает она к слову о судьбе.
Было это около 40 лет назад. Мужики позвонили из шахты, мол, в забой не полезем, опасно.
— А что там случилось?
— А ты сам спустись да посмотри.
А накануне он к нам в КРО заходил, рассказывал, как на юге отдохнул — только что вернулся. — продолжает Митько. — Анатолий Иванович членом экзаменационной комиссии был, я ему говорю, мол, не забудьте: завтра выпускные экзамены. Он в ответ — хорошо, хорошо, а на следующий день слышим ву-у-у, ву-у-у — сирена ВГСЧ, они тогда у нас в Колмогорах располагались. Думаем, что случилось? А оно, вот, на тебе — Анатолия Ивановича задавило!
Он через трубу как раз полез, и кровля упала… Трубы там в каждый забой шли, ведь уголь гидромониторами отбивали.
Сын Виталя тогда приехал из Ленинграда, здесь и остался. У него сын родился, Анатолием в честь деда назвали. Он вырос и тоже пошел работать на ту же шахту, что и дед. Примерно в том же районе, только пласт уже другой был, погиб, тоже от обрушения. Судьба, наверное, по имени его нашла. По дедовому. По ошибке то есть, — заключает Мария Михайловна.
— Да, пока не забыла, — обращается она ко мне, — Анна Гребенникова все мне наказывала: «Ты Вовке там скажи… А-то я закандырюсь и не успею попросить у него прощения».
Милые вы мои женщины — товарищи по шахтерскому труду! О чем вы?! Какое прощение! Большое вам спасибо и низкий поклон, за то, что тогда в далеких уже семидесятых относились к нам, молодым, по-матерински! Частенько делились своим из дома обедом. Я-то в общежитии в ту пору жил и на работу порой ходил без «тормозка». Но голодным никогда не оставался.
…С Анной Кирилловной Гребенниковой мы простились в восемнадцатом. Я стоял у ее изголовья и шептал: «Прости за вольные и невольные грехи мои».
Владимир ГОЛУБНИЧИЙ