В контексте мировых трендов

Прогноз развития отрасли от ИПЕМ


По просьбе «УК» специалисты Института проблем естественных монополий (ИПЕМ) выстроили прогноз развития отрасли


Российская угольная промышленность все последние 20 лет демонстрирует неуклонный рост добычи угля. За последнее десятилетие она выросла на 30% (с 314 миллионов тонн в 2007 году до 409 миллионов тонн в 2017-м). Этого удалось добиться преимущественно за счет упрочнения позиций российского бизнеса на зарубежных рынках угля. Так, на наиболее перспективном рынке — Азиатско-Тихоокеанском — доля российских поставок выросла с 4,3% (2011 год) до 9,3% (2017 год). Экспорт является основным драйвером для российской угледобычи, и в обозримом будущем зависимость от внешних рынков будет лишь возрастать, что несет в себе определенные риски для устойчивости российских угледобывающих компаний.

С другой стороны, именно благодаря реинвестированию экспортной выручки, полученной от продаж на внешних рынках (чему поспособствовала, в том числе и девальвация руб­ля), нашим угольщикам удалось поднять отрасль на новый технический уровень. За период 2007-2017 годов производительность труда возросла примерно в два раза (с 2 до 4 тысяч т/чел.), доля угля, подвергающегося обогащению, — с 36 до 47%.

Локомотивом российской угольной отрасли остается Кузбасс — на него приходится 59% отечественной угледобычи, причем в структуре добычи высококачественных углей эта доля еще выше — так, Кузбасс дает 73% углей для коксования. В перспективе нескольких месяцев и даже лет угольная промышленность России в целом и Кузбасс в частности продолжит успешное развитие: все крупные компании осуществляют расширение добывающих, обогатительных и перевалочных мощностей. Так, по оценкам АО «СУЭК» и ОАО «РЖД» к 2025 году рост добычи угля составит еще 120-140 миллионов тонн.

Контуры будущего

Однако в дальнейшем, примерно с середины 2020-х годов, перспективы развития российской угольной отрасли будут связаны с риском реализации ряда противоречивых тенденций.

Так, в Европе — на одном из двух главных рынков сбыта для российского угля — продолжится снижение потребления его, связанное с ужесточением климатической политики, стимулированием возобновляемой энергетики и ростом предложения природного газа. Наиболее ярко эти процессы проявились в Великобритании, которая в последние годы снизила потребление угля до минимума.

Более перспективным является рынок Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР). Однако Китай, который был главным драйвером роста спроса на уголь в последние годы (на него пришлось более 80% прироста мирового спроса за 2000-2015 годы.), не будет наращивать его потребление прежними темпами. Более того, в последние 5 лет в Китае наблюдается стабилизация потребления угля. С другой стороны, борьба за улучшение энергоэффективности, экологической ситуации и промышленной безопасности в Китае может сыграть на руку российским производителям — если Пекин примет решение о дальнейшем ограничении собственной добычи, то российский импорт может покрыть выпадающие объемы качественных каменных углей.

Ожидается, что в будущем основной прирост спроса на уголь придется не на Китай, а на другие развивающиеся страны региона (особенно на Индию). В то же время, скорее всего, их вклад в состояние мирового рынка угля будет не столь радикальным, как вклад Китая в 2000-е годы. Данное предположение связано с тем, что пока электропотребление в этих странах растет не столь динамично, как в 2000-е годы в Китае. Кроме того, развивающиеся страны Азии различаются по приоритетным видам генерации — например, если за последние 10 лет в Индонезии, Индии и Вьетнаме большая часть новой электрогенерации пришлась на угольные ТЭС, то в Таиланде, Южной Корее и Тайване — скорее на газовые ТЭС и возобновляемую энергетику.

Это означает, что спрос на уголь на рынке АТР может расти медленнее, чем в прошлом, а конкуренция между поставщиками усилится.

На этом рынке российским производителям придется конкурировать с поставщиками из Австралии, Индонезии, Колумбии, ЮАР и других стран, которые не сталкиваются с проблемой длинного транспортного плеча между предприятиями и экспортными портами. Впрочем, позиции одного из поставщиков в ближайшем будущем могут ослабнуть — власти Индонезии выступили с заявлением о необходимости переориентации поставок угля с внешнего на внутренний рынок.

Тем не менее остается открытым вопрос о том, насколько российская угольная отрасль готова адаптироваться к ужесточению конкуренции на рынке АТР. Кроме того, тревожным звонком на этом фоне является динамика инвестиций в угледобычу, которые в 2013-2015 годы снижались в реальном выражении, даже в 2016-м не достигли уровня 2012 года.

Теоретически отрасль может поддержать развитие внутреннего рынка угля, но пока он демонстрирует негативную динамику — только за последние 6 лет внутренний спрос упал на 14%. Это связано с сохранением регулируемых цен на газ, а также с тем, что в период модернизации электрогенерирующих мощностей России по условиям договоров о предоставлении мощности (ДПМ) приоритет де-факто был отдан газовой генерации. В результате область применения угля в энергетике сократилась — на газ перешел ряд электростанции Урала, Западной Сибири и Дальнего Востока, а к западу от Урала осталось лишь несколько объектов угольной генерации.

Технологии и экология

На протяжении истории привлекательность угля в качестве топлива для энергетики обуславливалась его в первую очередь доступностью, распространенностью и дешевизной. Однако, по мере социально-экономического развития, в первую очередь в развитых странах, на межтопливную конкуренцию стал оказывать все более возрастающее влияние новый фактор: экологический. Лондонский смог 1952‑го, когда на протяжении четырех дней в городе не было видно солнца, кислотные дожди в Западной Европе в 1960‑е и 70-е годы достаточно убедительно показали, что в энергетике нужно что-то менять. Ответ на «угольный вызов» был сформулирован следующим образом: рост использования природного газа, ужесточение требований к энергетическим углям и повышение эффективности их сжигания.

К середине 80-х — началу 90-х годов прошлого века европейская энергетика стала другой: миллиарды долларов инвестиций в НИОКР, строительство современных электростанций и модернизация старых позволили практически избавиться от той экологической нагрузки, которую ранее создавало сжигание угля. Стали давать практические результаты и усилия по развитию тогда еще экзотических возобновляемых источников энергии, в первую очередь ветряной и солнечной энергетики.

К сожалению, нашу страну этот технологический прорыв обошел стороной. Принятое руководством СССР решение о так называемой «газовой паузе» находилось в русле мировых трендов. Советскую энергетику стали перестраивать с учетом новых технологических и ресурсных возможностей, а именно: расширение НИОКР в сфере сжигания угля, масштабное использование недавно открытых месторождений дешевого природного газа с замещением им угля на действующих ТЭС, повышение технологического уровня и производительности труда в угольной промышленности, серийное строительство АЭС. К распаду СССР, по сути, удалось завершить только один этап этой грандиозной программы: перевести большую часть угольных ТЭС на газ. Реализацию планов в части АЭС пришлось, фактически, свернуть после чернобыльской трагедии. НИОКР по современным угольным энергоблокам не были доведены даже до стадии опытной эксплуатации, а в 90-е годы стало и вовсе не до передовых технологий.

В результате мы имеем ситуацию, когда развитые и новые индустриальные страны строят угольные энергоблоки, работающие на суперсверхкритических параметрах пара, оснащенные современным оборудованием, которое позволяет улавливать вредные окислы серы, азота, прочие продукты сгорания. Сами такие электростанции работают на стандартизированных обогащенных углях с низкой зольностью и содержанием серы. Но наше энергомашиностроение не виновато в сложившейся ситуации: если в 90-е годы заказов, а значит, и средств на НИОКР на было в принципе, то во время реформы РАО «ЕЭС России» значительная часть рынка досталась зарубежным поставщикам, а основная часть объектов в рамках программы ДПМ была представлена газовыми ТЭС. При нынешнем спросе на угольные генерирующие мощности со стороны российских энергетиков серьезных шансов на освоение отечественным энергомашем производства современного оборудования для угольных ТЭС, к сожалению, не будет.

Даже в сфере газотурбинных технологий, где, казалось бы, сложились оптимальные условия для импортозамещения, сохраняется огромный разрыв между потенциалом российских и зарубежных производителей, для ликвидации которого потребуются многомиллиардные инвестиции и годы работы.

Последний по счету, но не по важности фактор, оказывающий влияние на перспективы потребления угля в мире, а значит, и российского экспорта — это возобновляемые источники энергии. За последние 20 лет в этой сфере произошел качественный скачок, во многих случаях проекты по строительству генерирующих мощностей стали вполне конкурентоспособными по отношению к традиционной энергетике, даже без мер господдержки. Результаты уже осуществленной помощи со стороны государства в ряде стран также впечатляют: например, в Германии в отдельные часы и даже периоды суток выработки ветряных (ВЭС) и солнечных (СЭС) электростанций хватает для полного покрытия спроса на электроэнергию. Тем не менее пока отсутствуют крупномасштабные экономически эффективные способы и технологии запасания излишков электроэнергии в энергосистеме (кроме гидроаккумулирующих электростанций), за будущее тепловой энергетики можно не беспокоиться. Более того, решение проблемы дешевых и надежных накопителей электроэнергии может стать для российского энергомашиностроения и электротехнической промышленности возможностью вырваться вперед в технологической гонке: пока все игроки находятся в более-менее одинаковых стартовых условиях.

Александр Григорьев, заместитель генерального директора ИПЕМ

Алексей Фаддеев, эксперт-аналитик департамента исследований ТЭК ИПЕМ


2024-МАЙНИНГ