2024 Стройимпорттехника


Авангард

Этот год для коллектива проходчиков беловской шахты «Листвяжная» (АО ХК «СДС-Уголь») выдался особенно значимым


Взорвано, уложено, сколото
Черное надежное золото.
(«Марш шахтеров», В. Высоцкий).

В июле этого года бригада Героя Кузбасса Павла Михеева поставила всероссийский рекорд проходки — 1 650 погонных метров за месяц. А через неделю выяснилось, что для проходческих бригад, ведущих подземные работы на комбайне Sandvik NV 670, это мировой рекорд!

Уже в октябре проходчики шахты «Листвяжная» отчитались о досрочном выполнении годового плана — 14 350 метров горных выработок позади. До конца года коллектив планирует пройти еще 2 177 погонных метров, перевыполнив плановое задание на 2018 год на 15,2%.

Наш корреспондент встретился с бригадиром рекордсменов.


Любой из нас — ну чем не чародей?

— Павел Павлович, расскажите, в чем секрет таких темпов работы?

— В коллективе, наверное, — шахтер на несколько секунд задумался. — Ребята надежные, такие не подведут. Когда шли на рекорд, работали отчаянно, наперегонки. Первым на рекордную отметку вышло звено Анатолия Шурыгина. Они в середине месяца за рабочую смену прошли 25 метров. До этого бригада шла в среднем по 16-19 метров. Остальных заело, следом звено Виталия Венца прошло 25 метров. И поехало! 20, 21, 25… А по итогам месяца больше всех метров дало звено Алексея Коршунова — свыше трехсот. Так и вышли на рекорд. И начальник участка Рустам Тахирович Алимов у нас хороший.

— А в чем отличие хорошего начальника от плохого? — задаю я вопрос, как мне кажется, с подвохом.

— Хороший руководитель умеет поставить работу, — не моргнув глазом и не отводя взгляд, отвечает мой собеседник. — Нужно столько материалов завезти, организовать работу полусотни людей. Все продумать, предусмотреть.

— Приходилось работать под руководством плохого?

— Начальник — он голова. «Плохая» в шахте не задержится. Но в любом коллективе есть недовольные, тут скорее особенности характера.

— Вы уже были рекордсменами в 2015 году…

— Да, тогда мы прошли 1 100 метров за месяц, и это был всероссийский рекорд. В 2016 году наш комбайн — Sandvik NV 670 — встал на плановый капремонт. Почти два года ждали его. Только в конце февраля этого года забрали его. Начали с 500 метров в месяц, потихоньку разогнались. В октябре уже сделали годовой план.


Но нас, благословенная Земля,

Прости за то, что роемся во чреве…

— От чего зависит скорость работы проходческой бригады?

— В первую очередь от горно-геологических условий. Мы, может, и больше прошли бы, но вылезли три нарушения, потеряли много времени. Первые 500 метров пласт шел ровно, а потом «скаканул» вверх. Комбайн тяжелый, едет вверх хуже, подкладывали под гусеницы бревна, ползли… Производительность упала. Только выровнялись, а пласт через 500 метров вниз нырнул под углом 15 градусов. Комбайн весом 107 тонн за ныряющим пластом не отправишь. Пришлось отгонять его назад, срезать почву на 1-1,5 метра, чтобы перевалить через бугор. Еще через 400 метров пласт опять вверх прыгнул. Про горные удары я вообще не говорю, когда в 2015 году на рекорд шли, они нас больше беспокоили.

— Что такое горный удар?

— Мы же идем впереди, получается, что в авангарде. На такой глубине огромный работающий комбайн создает напряжение в угольном пласте. Оно разряжается горным ударом, который ощущается как толчок. Содрогается весь ствол и, естественно, сам комбайн.

— Страшно?

— Поначалу очень жутко, аж подкидывает с перепугу. Потом привыкаешь, — горняк делает паузу и тихо добавляет: — Хотя до конца привыкнуть к этому трудно.

Не космос — метры грунта надо мной,
И в шахте не до праздничных процессий

— Техника у вас современная?

— Супер современная! — с гордостью улыбается шахтер. — Австрийская, надежная. Работал на украинских, немецких, российских комбайнах, но с производительностью Sandvik их не сравнить. Коллеги даже на обучение в Австрию ездили, чтобы его освоить.

— А вас дома оставили?

— Оказалось, что я на родине нужней, — отшучивается мой собеседник. — Кто-то же должен был остаться работать. Зато меня потом в Китай отправили в командировку — посмотреть их шахты и заводы по производству шахтного оборудования.

— Есть принципиальные отличия в технологиях угледобычи?

— У них немного по-другому организована доставка в шахту. У нас материалы доставляют монорельсовым транспортом, а у них прямо на грузовиках везут. ИТР на джипе едет в забой, рабочие — на специальном автобусе.

— Там есть дороги?

— Весь ствол забетонирован: «прогрызлись» в почву — и сразу бетонируют выработку. Этот опыт и «подсматривали» у соседей.

— Производительность такая же?

— Немного выше. У них тоже отличная техника, но лента шире на 20 сантиметров. И лава с двумя лавными приводами, я такое первый раз в жизни видел. У нас в лаве стоит один привод, комбайн рубит уголь, лента его везет. А они умудрились в завальной части второй пристроить и вывозить больше угля. В Китае вообще много шахт, только в том районе, где мы были, их больше сотни. Но сами китайцы сознались, что шахта «БуЛянГоу» в городе Ордос, куда нас возили на экскурсию, — образцово-показательная.


Но мы владеем тоже внеземной –

И самою земною из профессий

— Давно работаете на «Лист­вяжной»?

— Восемь лет назад перешел с закрывшейся шахты «Салек». Главным инженером был Сергей Иванович Махраков, и когда его перевели на «Листвяжную» — следом потянулись горняки. Мы всей бригадой за ним пришли. Сейчас уже кто-то уволился, новенькие влились в коллектив, и получился «многонациональный» состав: есть ребята из Белова, Ленинска, Киселевска, Прокопьевска.

— Почему вы выбрали профессию шахтера?

— Мой отец, Павел Сазонович, отработал под землей 42 года. Трудился на киселевской шахте «Краснокаменская» в бригаде Героя Социалистического Труда Ивана Федоровича Калюги. Трое дядьев отработали по сорок лет. Двоюродные братья тоже связали свою жизнь с углем, у них по тридцать лет стажа. Итого на семью больше двух веков.

— У вас и сомнений не было по поводу выбора профессии?

— Меня отец привел в шахту восемнадцатилетним пацаном. Начал проходчиком на «Краснокаменской», потом перешел на «Талдинскую-Западную», это как раз та шахта, на которой в 2016 году побили наш рекорд. Потом на «Салеке» работал. Никогда и мыслей не было искать другой доли. В нашей семье горняцкий труд всегда был почетным, отец и его братья своей профессией гордились. На День шахтера собирались в доме все родственники, пели старые шахтерские песни.

— Про коногона? — вспоминаю название самой известной.

— Нееет, вы такие даже не слышали. Мне отец четыре года назад, почти перед самой смертью, записал слова. Хотите, покажу? — Павел Павлович достает из бумажника бережно сложенные тетрадные листочки с аккуратными столбиками стихов. — Я мотив не помню совсем, а вот слова отца, как завет, всегда со мной.

— Как думаете, он гордился бы вами?

— Конечно!

— Какая шахта вам самая родная?

— «Листвяжная», конечно. Для меня самая лучшая — и по условиям труда, и современная она. Точнее не могу объяснить. Нравится, и все, — по глазам вижу, что собеседник не лукавит. На лице не тени сомнений, голос спокойный, серьезный, уверенный.


И шуточку «Даешь стране угля!»

Мы чувствуем на собственных ладонях

— Попадали в опасные ситуации?

— На «Салеке» был случай. Рубил на сопряжении трех выработок, задача была — засечь четвертую. Комбайн старенький, его развернули и начали засекать. Отрубили четыре метра, закрепили… Я отвернулся и пошел за клеем. Прям тут же все затрещало, и сопряжение село, комбайн завалило полностью. Было это 29 января, а день рождения у меня — 30. Считай, второй раз родился.

— Отметили рождение?

— Маленько, — шахтер улыбается и опускает глаза.

— И каково было потом идти опять в забой?

— Без разницы. Шахтовые будни. Такая у нас работа. На проходке вообще травматизм — явление нередкое. Как шутит мой товарищ, десять пальцев у проходчика — это роскошь. У него один палец пришитый, и мизинца нет. А у меня кареткой полфаланги срезало. Все неосторожность, торопимся же.

— Как сейчас с безопасностью? Раньше рассказывали, что датчики метана шапками прикрывали, чтобы не стоять.

— Да вы что, у нас строго! В забое датчиков столько… На метан, на электричество, даже на воду: прервалась подача воды, сразу перестает подаваться электричество, и техника встает. Все автоматизировано, не забалуешь.


Не бойся заблудиться в темноте

И захлебнуться пылью — не один ты!

— Говорят, чувство локтя в шахте — хорошее подспорье…

— Пятнадцать лет работаем плечо к плечу с другом — Игорем Свинко, вместе на «Салеке» трудились. Товарищ в работе всегда помогает — где делом, где словом. А Игорь очень веселый, позитивный. То шутку ввернет, то анекдот.

— А можете рассказать «фирменный» шахтерский анекдот?

— Ой нет, шахтерские анекдоты не для дамских ушей, — посмеивается от смущения горняк. Даже мое обещание подать анекдот политкорректно не убеждает его поделиться шахтерским юмором. — Лучше весь сразу вырезать цензурой, потому что иначе не смешно.

— Чем после работы занимаетесь?

— Рыбалку уважаю. У меня лодка есть, люблю поплавать, спиннинг покидать. Это прям святое.

— А домашние?

— Дочь Юлия окончила школу с золотой медалью, сейчас учится в Новосибирске, в железнодорожном университете. А сын — школьник, пока еще планов не строит, любит лыжный спорт и уже получил юношеский разряд. Супруга преподает: учит девочек кулинарии и шитью, сейчас это называется «Технология», она оканчивала КемТИПП.

— Наверное, любит готовить?

— И любит, и умеет. Мясо по-французски у нее просто потрясающее. Мое любимое блюдо.

— А из напитков что предпочитаете? Из «шахтерских»?

— Да я не особый любитель. Но если уж такое дело, то лучше рюмку водочки.

— И «на посошок»: что вам больше всего нравится в вашей работе?

— Не знаю… — задумывается собеседник, а через секунду его глаза загораются азартом: — Рубить уголь нравится на комбайне! Такая мощная машина, ты давишь на клавиши, вгрызаешься в угольный пласт. Первый идешь туда, во тьму, где еще никто не был. От этого дух захватывает.

Анна АНТИПЕНКО.